Сэнгоку Дзидай - Страница 14

Жена активно ухаживает за самураем, наливает чай, подвигает пиалы с едой. Оба кланяются мне, самурай с незаметной болезненной гримасой. Оно и понятно. Показывать своему сюзерену слабость и боль — не в обычаях самураев. Тотоми, предупреждая мой вопрос, представляет мужчину — это тот самый Эмуро Ясино, что спас меня после удара копьем. Интересуюсь его здоровьем. Конечно, оказывается, что рана пустяковая и господину не следует беспокоиться таким незначительным вопросом. Прошу жену вызвать для осмотра Эмуро-сана нашего аптекаря-врача.

— Расскажите, как все произошло — начинаю тяжелый разговор первым.

— Все случилось днем возле леса у озера Сакано. Нас было два «ка» охраны, вы с господином дайме и два сокольника. Ваш дядя рассказывал прошлым месяцем, что в лесу водятся перепела и тетерева, вот Ёшитака-сама и решил опробовать двух новых ястребов.

— Значит, этот лет посоветовал для охоты Ёшитойо-сан — уточнил я у охранника.

— Да, он же и ястребов подарил вашему отцу.

Ох, нефига себе раскладец получается.

— Господин дайме запретил брать большую свиту, сказал, что начался сезон высадки риса и не стоит вытаптывать посевы крестьян. И так в этом году пришлось поднять сборы, зачем лишний раз злить черноногих?

— И что было дальше?

— Дальше начальник охраны, господин Оки, приказал выслать передовой дозор, с ними поехали сокольничьи. Скоро один из них вернулся. Он нашел место, где токовали тетерева. Мы направились туда. Оки-сан начал волноваться, т. к. дозорные пропали. Еще два самурая поехали к опушке леса и тут из зарослей выскочили конные всадники. Все в доспехах, с копьями, у одного флаг Огигаяцу. Вы господин, заорали, вытащили меч и бросились на врага. Ваш отец...

Тут самурай замялся, подбирая слова.

— Ваш отец, крикнул «Назад глупец» и бросился вслед. Ну а мы все за ним. Огигаяцу не успели разогнать лошадей в галоп, но копья против мечей…

Эмуро помолчал, выпил чаю и продолжил.

— В свалке вас по касательной ударили в голову, я успел подхватить ваше тело к себе на лошадь и тут же дал шенкелей. Кобыла у меня была свежая и удалось ускакать, хотя за нами гнались и стреляли из лука. Одна стрела попала мне в плечо. В соседней деревне стоял гарнизон самураев «дзикисидан», рёсуй сотни меня знал и быстро организовал прочесывание. Место схватки мы нашли быстро, люди Огигаяцу смогли уйти и забрать тело вашего отца.

— Так может быть отец еще жив?

— Когда я последний раз обернулся — опустил голову Эмуро — его голову уже насадили на пику.

Самурай опустил голову и мрачно уставился в пол — Мы, вассалы Сатоми, даже не можем попрощаться с Ёшитакой-сама. Какой позор! Господин, я очень виноват, что сбежал с поля боя, мне нет прощения. Я очень прошу разрешить мне смыть бесчестье и уйти в пустоту.

Вот блин, нация самоубийц! В какой еще стране придумают столько разнообразных причин к суициду? Дзюнси (самоубийство из верности), фунси (самоубийство в знак протеста), канси (как упрёк своему господину за его поведение) и т. д. и т. п. Как что не так, как моральная проблема — сразу животы резать. Взять того же Эмуро. Человек спас сына дайме, был ранен и при этом все равно чувствует вину за то, что не умер на поле боя. Насколько же въелись в кровь японцев эти «гиму и гири». Люди на островах живут окруженные загонами и оградами бесконечных обязательств. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Причем в добровольном порядке. Если «гири» — аналог взаимного альтруизма (я должен тебе потому, что ты делаешь что-то для меня) — еще туда сюда, то «гиму» — бесконечный неоплатный долг, в состоянии которого живет средний японец и по сей день — мне совсем непонятен. Ты еще только родился, а уже по гроб обязан семье (что понятно), родственникам (почти понятно), сюзерену (ладно, сделаем скидку на сословное общество), императору (ему то с какой стати?), предкам и нации в целом… По мне такое моральное мышление направлено в прошлое и носит уж очень односторонний характер. Если общество ставит во главу угла долг перед другими, то пусть это будет долг перед своими детьми чем перед предками и абстрактным народом и императором. Не это ли является залогом прогресса, в том числе и социального??

— Так. Сэппуку делать не разрешаю. Вашей вины в том, что мой отец с охраной попали в засаду я не вижу. Вы спасли мне жизнь, я вам за это благодарен. Назначаю вас, Эмуро Ясино, начальником своей охраны и жалую медалью за доблесть.

Вручаю самураю золотую китайскую монету. Тот шокированный кланяется до пола.

— Но это еще не все — я поворачиваюсь к Тотоми — какой доход у семьи Эмуро?

— Двадцать коку в год — без запинки отвечает жена.

— Я удваиваю ваше содержание. Выздоравливайте и займитесь организацией моей охраны. Подберите верных самураев, держите связь с мацукэ замка, чтобы история с засадой не повторилась. Если вы, я, совершим сеппуку — значит Огигаяцу победили. Ибо некому будет отомстить врагам.

Этот аргумент самурай принимает благосклонно, мщение — это японцам близко и понятно. Христианские заповеди из разряда «подставь другую щеку» тут еще долго не приживутся.

Так одно дело сделано. После обеда ко мне приводят «писателя». Выглядит Мисаки Мураками значительно лучше — опрятное кимоно, выбритая макушка, чистые волосы и правильная самурайская косичка.

— Как вышло, что такого молодого парня назначили замковым мацукэ? — поинтересовался я для начала у рыжего самурая.

— Я сам сирота, из крестьян — начал свой рассказ «главный шпион» — родители умерли от чумы. Жил я у двоюродной тетки, на птичьих правах. В 6 лет меня усыновил господин Цугара Гэмбан, который был проездом через нашу деревню. Чем-то я ему глянулся и верховный мацукэ Сатоми не только выкупил меня у семьи тетки за полкоку, но и официально признал своим сыном. С самого раннего возраста Цугару-сан начала меня учить всем премудростям нашей профессии.